Одно из самых трогательных, трепетных, поэтических, даже чувственно-эротических произведений мировой культуры. Прекрасно обыграно в "Суламифи" А.Куприным. Но автор сам достиг небывалых высот, ибо правдиво рассказал о Любви. Этот шедевр, хотя и входит в Библию, но далеко не всеми признается за Священное Писание.
Итак, избранные места из книги Песни Песней Соломона

Да лобзает он меня лобзанием уст своих! Ибо ласки твои лучше вина.
Прекрасны ланиты твои под подвесками, шея твоя в ожерельях;
золотые подвески мы сделаем тебе с серебряными блестками.
Мирровый пучок - возлюбленный мой у меня, у грудей моих пребывает.
О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! глаза твои голубиные.
О, ты прекрасен, возлюбленный мой, и любезен! и ложе у нас - зелень;
кровли домов наших - кедры, потолки наши - кипарисы.

Что лилия между тернами, то возлюбленная моя между девицами.
Что яблоня между лесными деревьями, то возлюбленный мой между юношами. В тени ее люблю я сидеть, и плоды ее сладки для гортани моей.
Он ввел меня в дом пира, и знамя его надо мною - любовь.
Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви.
Левая рука его у меня под головою, а правая обнимает меня.
Друг мой похож на серну или на молодого оленя.

Смоковницы распустили свои почки, и виноградные лозы, расцветая, издают благовоние. Встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди!
Возлюбленный мой принадлежит мне, а я ему; он пасет между лилиями

На ложе моем ночью искала я того, которого любит душа моя, искала его и не нашла его.
О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна!
Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе!

Пленила ты сердце мое, сестра моя, невеста! пленила ты сердце мое одним взглядом очей твоих, одним ожерельем на шее твоей.
О, как любезны ласки твои, сестра моя, невеста! о, как много ласки твои лучше вина, и благовоние мастей твоих лучше всех ароматов!
Сотовый мед каплет из уст твоих, невеста; мед и молоко под языком твоим...

Заклинаю вас, если вы встретите возлюбленного моего, что скажете вы ему? что я изнемогаю от любви.
"Чем возлюбленный твой лучше других возлюбленных, прекраснейшая из женщин? Чем возлюбленный твой лучше других, что ты так заклинаешь нас?"
Возлюбленный мой бел и румян, лучше десяти тысяч других.

Я принадлежу возлюбленному моему, а возлюбленный мой - мне; он пасет между лилиями.
Прекрасна ты, возлюбленная моя, любезна, грозна, как полки со знаменами.
Уклони очи твои от меня, потому что они волнуют меня.
Кто эта, блистающая, как заря, прекрасная, как луна, светлая, как солнце, грозная, как полки со знаменами?

Как ты прекрасна, как привлекательна, возлюбленная, твоею миловидностью!
Этот стан твой похож на пальму, и груди твои на виноградные кисти
Я принадлежу другу моему, и ко мне обращено желание его.
Левая рука его у меня под головою, а правая обнимает меня.

Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее - стрелы огненные; она пламень весьма сильный.
Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презреньем.

---------------------------------------------------------------------------------------------------

Какая высота и чувств, и поэзии, и стиля, и слога...

Летний дождь, промокло платье.
По нежной коже стекает вода.
Раскинув руки, кружится в танце,
Без смущения и без стыда.
Дождь нежно ее ласкает тело.
Касаются губ капли воды.
Он ласково ее обнимет,
Он смоет печали следы.
Бесшабашно, весело, задорно,
По лужам идет босиком.
Целый мир сейчас согревая
В глазах озорным огоньком

Я подъехала дому на машине... ты уже ждал у подъезда...
Солнце светило и было так тепло, на небе ни облачка.
"Я отвезу тебя на свое любимое место", - сказала я.
Ты сел ко мне в машину. На мне был легкий сарафан.. на бретельках... очень короткий.
Ты погладил меня по коленке, а я засмеялась: “Подожди, не отвлекай”. И мы поехали...
Там, в пригородах, есть березовая роща... недалеко от дачных поселков.
Проехав по шоссе, мы свернули в березовую рощу... Я остановила машину, мы взяли плед и корзину и припасами, и пошли по одной мне известной тропинке...
Березы стояли белые, нарядные, где-то пел соловей., чирикали какие-то пичужки., летали бабочки.
Мы шли, держась за руку и сквозь сарафан просвечивалось мое тело... Ты не сдержавшись, притянул меня к себе, и мы остановились, целуясь, потом я отстранилась и снова, взяв тебя за руку, повела дальше. Березы расступились и ты увидел большую поляну., усеянную полевыми ромашками, Их было так много, что казалось поляна окутана пеной. Я побежала, крикнув: “Догоняй!””, и ты бросился следом. На середине поляны ты схватил меня за талию, и мы упали на траву, смеясь. Земля была теплой, ромашки щекотали тело, склоняясь перед нами...
Ты откинулся на спину .. я лежала рядом и мы молча смотрели на небо.. держась за руки... молча.. счастливо улыбаясь и щуря глаза от яркого солнца... подставляя улыбающиеся лица его ласковым лучам. Потом ты приподнялся на локоть.. сорвал травинку и начал водить ею у меня по щекам.. по губам.. было очень щекотно и мы смеялись...звонко.. легко...
Я пыталась подняться и сбежать, но ты, придерживал меня и тянулся губами, улавливая мое изворачивающееся лицо, затем, отбросив травинку, ты взял в ладони мое лицо.. долго смотрел на меня.. и нежно коснулся губами моих губ
Потом подскочил, прервав поцелуй.. начал рвать ромашки и осыпать ими меня.. пока не образовался ковер из цветов...а я лежала и счастливо смотрела на тебя.. и не надо было слов.. жесты прикосновения.. легкие и нежные говорили сами за себя. Запах стоял одурманивающий...
Ты прилег рядом.. положил мне голову на грудь.. и я гладила тебя по волосам.. и лежали мы так .. молча.. прислушиваясь к пению птиц.. и было легко на душе.. руки ласкали тела.. прикасаясь нежно.. легко.. пробегая по всем частям тела...
Твоя рука гладила мне коленки.. скользила по бедрам.. и вновь возвращалась вниз...
и мы снова слились в поцелуе.. нежном .. долгом.. и не могли его разорвать...
Потом ты засмеялся.. и сказал: “У тебя в волосах запутались лепестки ромашки”.. и начал перебирать мне волосы.. Я засмеялась.. вскочила. и сказала.. "А теперь .. хочу кушать".
Ты встал и пошел к брошенной корзине на краю поляну, принес ее, мы расстелили плед и я начала доставать из корзинки приготовленные бутерброды... зелень.. красиво раскладывая их на клеенке.
Ты открыл бутылку с вином.. налил в стаканчики и мы сделали по глотку.. сопровождая его поцелуем. Затем ты взял дольку апельсина и протянул к моим губам. И я тихонечко надкусила его, так, что сок потек по подбородку.. и тогда ты, приник губами к моим губам, надкусил половинку с другой стороны и пил сок с моих губ...прижимаясь губами к губам.. и так мы ели.. угощая друг друга со своих рук...пока я не промазала.. и не ткнула тебя бутербродом в нос.. мы оба засмеялись.. и я слизнула масло с твоего носа. И мы целовались.. целовались и смеялись, в промежутки запивая вином... и губами ощущая вкус в поцелуе. Затем ты опрокинулся на спину и потянул меня к себе...

...На разрисованных райскими цветами тарелках с черной широкой каймой лежала тонкими ломтиками нарезанная семга, маринованные угри. На тяжелой доске кусок сыра со слезой, и в серебряной кадушке, обложенной снегом, - икра. Меж тарелками несколько тоненьких рюмочек и три хрустальных графинчика с разноцветными водками. Все эти предметы помещались на маленьком мраморном столике, уютно присоединившемся к грома резного дуба буфету, изрыгающему пучки стеклянного и серебряного света. Посреди комнаты - тяжелый, как гробница, стол, накрытый белой скатертью, а на ней два прибора, салфетки, свернутые в виде папских тиар, и три темных бутылки.
Зина внесла серебряное крытое блюдо, в котором чт чало. Запах от блюда шел такой, что рот пса немедленно наполнился жидкой слюной. "Сады семирамиды"! - Подумал он и застучал по паркету хвостом, как палкой.
- Сюда их, - хищно скомандовал Филипп Филиппович. - Доктор Борменталь, умоляю вас, оставьте икру в покое. И если хотите послушаться доброго совета: налейте не английской, а обыкновенной русской водки.
Красавец тяпнутый - он был уже без халата в приличном черном костюме - передернул широкими плечами, вежливо ухмыльнулся и налил прозрачной.

- Ново-благословенная? - Осведомился он.
- Бог с вами, голубчик, - отозвался хозяин. - Это спирт. Дарья Петровна сама отлично готовит водку.
- Не скажите, Филипп Филиппович, все утверждают, что очень приличная - 30 градусов.
- А водка должна быть в 40 градусов, а не в 30, это, во-первых, - а во-вторых, - бог их знает, чего они туда плеснули. Вы можете сказать - что им придет в голову?
- Все, что угодно, - уверенно молвил тяпнутый.
- И я того же мнения, - добавил Филипп Филиппович и вышвырнул одним комком содержимое рюмки себе в горло, - ...Мм... Доктор Борменталь, умоляю вас, мгновенно эту штучку, и если вы скажете, что это... Я ваш кровный враг на всю жизнь. "От севильи до гренады...".
Сам он с этими словами подцепил на лапчатую серебряную вилку что-то похожее на маленький темный хлебик. Укушенный последовал его примеру. Глаза Филиппа Филипповича засветились.
- Это плохо? - Жуя, спрашивал Филипп Филиппович. - Плохо? Вы ответьте, уважаемый доктор.
- Это бесподобно, - искренно ответил тяпнутый.
- Еще бы... Заметьте, Иван Арнольдович, холодными закусками и супом закусывают только недорезанные большевиками помещики. Мало-мальски уважающий себя человек оперирует закусками горячими. А из горячих московских закусок - это первая. Когда-то их великолепно приготовляли в славянском базаре. На, получай.
- Пса в столовой прикармливаете, - раздался женский голос, - а потом его отсюда калачом не выманишь.
- Ничего. Бедняга наголодался, - Филипп Филиппович на конце вилки подал псу закуску, принятую тем с фокусной ловкостью, и вилку с грохотом свалил в полоскательницу.
Засим от тарелок поднимался пахнущий раками пар; пес сидел в тени скатерти с видом часового у порохового склада. А Филипп Филиппович, заложив хвост тугой салфетки за воротничок, проповедовал:
- Еда, Иван Арнольдович, штука хитрая. Есть нужно уметь, а представьте себе - большинство людей вовсе есть не умеют.Нужно не только знать что с'есть, но и когда и как. (Филипп Филиппович многозначительно потряс ложкой). И что при этом говорить. Да-с. Если вы заботитесь о своем пищеварении, мой добрый совет - не говорите за обедом о большевизме и о медицине. И - боже вас сохрани - не читайте до обеда советских газет.
- Гм... Да ведь других нет.
- Вот никаких и не читайте. Вы знаете, я произвел 30 наблюдений у себя в клинике. И что же вы думаете? Пациенты, не читающие газет, чувствуют себя превосходно. Те же, которых я специально заставлял читать "правду", - теряли в весе.
- Гм... - С интересом отозвался тяпнутый, розовея от супа и вина.
- Мало этого. Пониженные коленные рефлексы, скверный аппетит, угнетенное состояние духа.
- Вот черт...
- Да-с. Впрочем, что же это я? Сам же заговорил о медицине.
Филипп Филиппович, откинувшись, позвонил, и в вишневой портьере появилась Зина. Псу достался бледный и толстый кусок осетрины, которая ему не понравилась, а непосредственно за этим ломоть окровавленного ростбифа. Слопав его, пес вдруг почувствовал, что он хочет спать, и больше не может видеть никакой еды. "Странное ощущение, - думал он,

захлопывая отяжелевшие веки, - глаза бы мои не смотрели ни на какую пищу. А курить после обеда - это глупость".
Столовая наполнилась неприятным синим дымом. Пес дремал, уложив голову на передние лапы.
- Сен-жюльен - приличное вино, - сквозь сон слышал пес, - но только ведь теперь же его нету.
Глухой, смягченный потолками и коврами, хорал донесся откуда-то сверху и сбоку.
Филипп Филиппович позвонил и пришла Зина.
- Зинуша, что это такое значит?
- Опять общее собрание сделали, Филипп Филиппович, - ответила
Зина.
- Опять! - Горестно воскликнул Филипп Филиппович, - ну, теперь стало быть, пошло, пропал калабуховский дом. Придется уезжать, но куда спрашивается. Все будет, как по маслу. Вначале каждый вечер пение, затем в сортирах замерзнут трубы, потом лопнет котел в паровом отоплении и так далее. Крышка Калабухову.
- Убивается Филипп Филиппович, - заметила, улыбаясь, Зина и унесла груду тарелок.
- Да ведь как не убиваться?! - Возопил Филипп Филиппович, - Ведь это какой дом был - вы поймите!
- Вы слишком мрачно смотрите на вещи, Филипп Филиппович, - возразил красавец тяпнутый, - они теперь резко изменились.
- Голубчик, вы меня знаете? Не правда ли? Я - человек фактов, человек наблюдения. Я - враг необоснованных гипотез. И это очень хорошо известно не только в россии, но и в европе. Если я что-нибудь говорю, значит, в основе лежит некий факт, из которого я делаю вывод. И вот вам факт: вешалка и калошная стойка в нашем доме.
- Это интересно...
Ерунда - калоши. Не в калошах счастье, - подумал пес, - но личность выдающаяся.
- Не угодно ли - калошная стойка. С 1903года я живу в этом доме. И вот, в течение этого времени до марта 1917 года не Было ни одного случая - подчеркиваю красным карандашом н и о д н о г о - чтобы из нашего парадного внизу при общей незапертой двери пропала хоть одна пара калош. Заметьте, здесь 12 квартир, у меня прием. В марте 17-го года в один прекрасный день пропали все калоши, в том числе две пары моих, 3 палки, пальто и самовар у швейцара. И с тех пор калошная стойка прекратила свое существование. Голубчик! Я не говорю уже о паровом отоплении. Не говорю. Пусть: раз социальная революция - не нужно топить. Но я спрашиваю: почему, когда началась вся эта история, все стали ходить в грязных калошах и валенках по мраморной лестнице? Почему калоши нужно до сих пор еще запирать под замок? И еще приставлять к ним солдата, чтобы кто-либо их не стащил? Почему убрали ковер с парадной лестницы? Разве карл маркс запрещает держать на лестнице ковры? Разве где-нибудь у карла маркса сказано, что 2-й подьезд калабуховского дома на пречистенеке следует забить досками и ходить кругом через черный двор? Кому это нужно? Почему пролетарий не может оставить свои калоши внизу, а пачкает мрамор?
- Да у него ведь, Филипп Филиппович, и вовсе нет калош, - заикнулся было тяпнутый.
- Ничего похожего! - Громовым голосом ответил Филипп Филиппович и налил стакан вина. - Гм... Я не признаю ликеров после обеда: они тяжелят и скверно действуют на печень... Ничего подобного! На нем есть теперь калоши и эти к мои! Это как раз те самые калоши, которые исчезли

весной 1917 года. Спрашивается, - ктоих попер? Я? Не может быть. Буржуй саблин? (Филипп Филиппович ткнул пальцем в потолок). Смешно даже предположить. Сахарозаводчик полозов? (Филипп Филиппович указал вбок). Ни в коем случае! Да-с! Но хоть бы они их снимали на лестнице! (Филипп Филиппович начал багроветь). На какого черта убрали цветы с площадок? Почему электричество, которое, дай бог памяти, тухло в течение 20-ти лет два раза, в теперешнее время аккуратно гаснет раз в месяц? Доктор Борменталь, статистика - ужасная вещь. Вам, знакомому с моей последней работой, это известно лучше, чем кому бы то ни было другому.
- Разруха, Филипп Филиппович.
- Нет, - совершенно уверенно возразил Филипп Филиппович, - нет. Вы первый, дорогой Иван Арнольдович,воздержитесь от употребления самого этого слова. Это - мираж, дым, фикция, - Филипп Филиппович широко растопырил короткие пальцы, отчего две тени, похожие на черепах, заерзали по скатерти. - Что такое эта ваша разруха? Старуха с клюкой? Ведьма, которая выбила все стекла, потушила все лампы? Да ее вовсе и не существует. Что вы подразумеваете под этим словом? - Яростно спросил Филипп Филиппович у несчастной картонной утки, висящей кверху ногами рядом с буфетом, и сам же ответил за нее. - Это вот что: если я, вместо того, чтобы оперировать каждый вечер, начну у себя в квартире петь хором, у меня настанет разруха. Если я, входя в уборную, начну, извините за выражение, мочиться мимо унитаза и то же самое будут делать зина и Дарья Петровна, в уборной начнется разруха. Следовательно, разруха не в клозетах, а в головах. Значит, когда эти баритоны кричат "бей разруху!" - Я смеюсь.(Лицо Филиппа Филипповича перекосило так, что тяпнутый открыл рот).Клянусь вам, мне смешно! Это означает, что каждый из них должен лупить себя по затылку! И вот, когда он вылупит из себя всякие галлюцинации и займется чисткой сараев - прямым своим делом, - разруха исчезнет сама собой. Двум богам служить нельзя! Невозможно в одно время подметать трамвайные пути и устраивать судьбы каких-то испанских оборванцев! Это никому не удается, доктор, и тем более - людям, которые, вообще отстав в развитии от европейцев лет на 200, до сих пор еще не совсем уверенно застегивают свои собственные штаны!
Филипп Филиппович вошел в азарт. Ястребиные ноздри его раздувались. Набравшись сил после сытного обеда, гремел он подобно древнему пророку и голова его сверкала серебром...

Сколько раз перечитывал роман и - столько раз находил для себя что-то новое.
Люблю Булгакова, обажаю.

«…Она была красива и умна. К этому надо добавить ещё одно – с уверенностью можно сказать, что многие женщины всё, что угодно, отдали бы за то, чтобы променять свою жизнь на жизнь Маргариты Николаевны. Бездетная тридцатилетняя Маргарита была женою очень крупного специалиста, к тому же сделавшего важнейшее открытие государственного значения. Муж её был молод, красив, добр, честен, обожал свою жену…
Маргарита Николаевна не нуждалась в деньгах. Маргарита Николаевна могла купить всё, что ей понравится. Среди знакомых её мужа попадались интересные люди. Маргарита Николаевна никогда не прикасалась к примусу. Маргарита Николаевна не знала ужасов житья в совместной квартире. Словом… она была счастлива?…»

Этот вопрос, на первый взгляд, совершенно лишён всякого смысла. Но почему-то, когда читаешь эти строки, становится как-то не по себе от такого счастья. Счастья? И дальнейшие события романа являются логическим продолжением этого портрета:

«…На вырванном из блокнота листе она без помарок быстро и крупно карандашом написала записку: «Прости меня и как можно скорее забудь. Я тебя покидаю навек. Не ищи меня, это бесполезно. Я стала ведьмой от горя и бедствий, поразивших меня. Мне пора. Прощай. Маргарита…»

...стала ведьмой, а некоторые становятся волчицами и, ворвавшись в "стадо" - начинают, со свойственной волкам жестокостью, резню..направо и налево..И точно так же - бегут, в загоне, вперед, окруженные флажками, пока не сообразят, что можно перемахнуть через...
Страдания на самом деле могут ожесточить любого человека, но вернемся к Маргарите, которая упивается злом, которым она может отомстить за себя и мастера:

«…Разрушение, которое она производила, доставляло ей жгучее наслаждение, но при этом ей всё время казалось, что результаты получаются какие-то мизерные. Поэтому она стала делать, что попало. Она била вазоны с фикусами в той комнате, где был рояль. Не докончив этого, возвращалась в спальню и кухонным ножом резала простыни, била застеклённые фотографии. Усталости она не чувствовала …»

Нет надобности описывать Маргариту во время великого бала у Сатаны – она была ослепительна. Всякий, прочитавший эту главу, представляет её себе так, что было бы довольно сложно обобщить полученный портрет. Он становится немного размытым после того, как Маргарита выполнила свои обязанности хозяйки бала и получила за это вознаграждение.

«…- Ах, ты, ты, - качая растрёпанной головой, шептала Маргарита, ах, ты, маловерный, несчастный человек. Я из-за тебя всю ночь вчера тряслась нагая, я потеряла свою природу и заменила её новой, несколько месяцев я сидела в тёмной каморке и думала только про одно – про грозу над Ершалаимом, я выплакала все глаза, а теперь, когда обрушилось счастье, ты меня гонишь? Ну что ж, я уйду, я уйду, но знай, что ты жестокий человек! Они опустошили тебе душу! …»

И, наконец, в самых красивых строчках романа, в моей любимой главе, Маргарита олицетворяет собой первозданный покой:

«…- Слушай беззвучие, - говорила Маргарита мастеру, и песок шуршал под её босыми ногами, - слушай и наслаждайся тем, чего тебе не давали в жизни, - тишиной. Смотри, вон впереди твой вечный дом. Я знаю, что вечером к тебе придут те, кого ты любишь, кем ты интересуешься и кто тебя не потревожит. Они будут тебе играть, они будут петь тебе, ты увидишь, какой свет в комнате, когда горят свечи. Ты будешь засыпать, надевши свой засаленный и вечный колпак, ты будешь засыпать с улыбкой на губах. Сон укрепит тебя, ты станешь рассуждать мудро. А прогнать меня ты уже не сумеешь.

Беречь твой сон буду я..."

И так - весь роман, каждую строчку можно сопоставить с нашей жизнью..